Как же приятно снова взять в руки бумагу и ручку и что-то написать)) Это чувство, когда рука не поспевает за мыслью - бесценно, даже лучше первого глотка айс-капучино в +30))) Хотя, нет, они все-таки идут вровень.
Мы
спрашиваем больного: «Что Вас беспокоит?», и он начинает рассказывать о
тяжелобольной сестре, за которой некому ухаживать. Мы интересуемся, когда он
принимал пищу последний раз, в ответ слыша: «Да я только латте в CoffeeLike перехватила,
опаздывая на работу. А еще дочку в садик надо было завезти». Когда мы заходим в
палату, человек на койке видит в нас доброго друга, волшебника в белой мантии,
которому можно рассказать обо всех невзгодах и радостях прожитой жизни
(особенно словоохотливы пожилые люди и учителя), и лишь потом врача. Мы
слушаем, киваем головой, смеемся там, где нужно, по пути вычленяя из этого
рассказа данные, необходимые для постановки диагноза. Потом мы встаем, говорим:
«Теперь мы проведем необходимые обследования, чтобы позже решить вопрос об
операции. Но не переживайте, все будет хорошо» и уходим. мы говорим так каждому
поступившему, надеясь, что так и будет. Но исход всегда зависит не только от
врача и назначенного лечения. Исход будет удачный, если больной в это верит.
Хм… Больной.
Мне всегда казалось, что называть каждого поступившего больным некорректно. К
примеру, скорая привозит человека с подозрением на острый аппендицит. Он
рассказывает, как играл в баскетбол накануне вечером, после чего появилась колющая
боль в правой подвздошной области, а при повороте на левый бок болит правый.
Врач начинает пальпировать живот, чувствуя под пальцами напряжение мышц и
симптомы раздражения брюшины. Через 2 часа приходит анализ крови, и, вопреки
ожиданиям, лейкоцитоза нет. Доктор вновь идет к больному, у которого к тому
времени боли на прежнем месте как не бывало. Теперь она терроризирует прямые
мышцы живота. Опустим дальнейшие действия и поверим мне на слово, что у этого
мужчины псевдоабдоминальный синдром. Он
прекрасно лечится обычным спазмолитиками и даже в домашних условиях. Но вел
себя этот индивид так, будто у него лихорадка Зика.
- Видишь, - сказал мне врач, с которым я дежурила в тот
день, - у одного 38, 8°С после операции, а он говорит: «Так было, пройдет». А другой
изображает вселенские мучения, хотя, судя по реакции мышц, у него уже ничего не
болит. Невозможно предсказать, как отреагирует тот или иной пациент. От чего
это зависит?
- Может у кого-то врожденная ипохондрия? – ответила я.
Этот разговор навел меня на мысль, что всех людей и за пределами больничной палаты можно разделить на «больных» и «пациентов».
Первые видят
во свем только плохое: если болезнь, то неизлечимая. Если кофе, то остывший.
Если дождь, то непременно ливень. И знаете, что самое печальное? Таких вот
«больных» слишком много. Сидят они за очередным сериалом и мучаются, злобно
поглядывая на «пациентов». Они смакуют свои проблемы, рассказывают из всем,
чтобы их пожалели в ответ, «просчитывают риски». Мужественно расписывают, как
завтра, наконец, они встанут с дивана, наденут доспехи, сядут на коня и
поскачут навстречу судьбе, попутно рассекая копьем ком накопившихся проблем. Ну
с утра или конь захворает, или копье не начищено. А как же без копья-то? Так
проходит лень, неделя, год… Жизнь. И пусть бы они сами себя тихо поедали. Они
портят жизнь этим нытьем всем вокруг. Иначе их полные патетики стенания теряют
всякий смысл.
Что делают в
это время «пациенты»? Они срывают ветку, надевают обувь покрепче и идут. А
любую проблему воспринимают как еще один этап жизни или урок.
Так от чего
же зависит наше поведение в той или иной ситуации? Почему одни при каждом
удобном случае закапывают голову в песок, а другие двигаются вперед, не боясь
упасть, ошибиться или разбить коленку?
Психологи
говорят, что балом правит темперамент. Мол, меланхолики не могут вести себя
иначе, на то они и меланхолики.
Мне же
кажется, что все дело тут в воспитании и прививании гендерных ролей. Уже с
детства многим из нас своей гиперопекой родители рисуют в голове неправильную
картину мира, идеального мира, где все должно быть безупречно, а вокруг только
заботливые и любящие тебя люди. Нам запрещают таскать тяжелые сумки почти до
окончания школы, вдруг надорвемся? Нам выбирают гимназию с приличными детьми,
такими же «правильными», как и мы, лишая возможности социализироваться в столь
многогранном обществе. А с каждым насморком или аллергией сражаются будто на
войне. И если в этом мире начинают скрипеть половицы или слегка протекать
потолок, то мы теряемся. Ведь рядом нет мамы с дрелью и кисточкой, теперь
приходится принимать решения самому, а нам этому не учили. Вот и остается
сидеть и рыдать, ожидая Гудвина или еще кого-то.
Другим из
нас, коих меньшинство, с детства прививают чувство ответственности за себя,
свои поступки, сделанную или не сделанную работу. Каким образом? Да простым
вовлечением в домашние дела. Нас отправляют в школу с температурой 38°С, в
любую погоду заставляют идти в магазин за хлебушком, не отменяют обязанности
даже в Новый год. В тот момент и появляется самостоятельность, а еще толика
здорового бесстрашия. И вот, обострение хронического панкреатита не кажется
таким ужасным. «Со мной ведь так бывало. Да и случится еще не раз. Что ж
поделаешь. Такова жизнь», - говорят пациенты.
Да, пожалуй,
в детском возрасте мы и расходимся, кто - в «больные», кто - в «пациенты».
Категорично решить, что хорошо, а что плохо, нельзя. Как сказал Ремарк: «Тот,
кто умеет только ненавидеть или только любить – завидно примитивен». Так же,
как и глупо осуждать кого-то. Но порой так хочется, чтобы вокруг было чуточку
больше «пациентов».
